"Потомству в пример". Глава XVII. В которой Стройников признаётся Казарскому о своих чувствах к Анне Гердт и просит помощи у друга в сватовстве. Терзания и томительное ожидание героев наступления Святой вечери. (Продолжение 3)

Он не мог слышать ничего, так как, подсчитав сумму проигрыша, увидел для себя только один выход, чтобы сохранить честь свою и своей фамилии – застрелиться. Единственно застрелиться, другого выхода здесь не дано, так как он под запал проиграл в карты не только две тысяч рублей, полученные от родителей на дорогу и первое обзаведение в полку, но ещё и три с лишним тысячи казённых денег. Проигрыш в целом составил почти шесть тысяч, просто поручик, опытный в этих делах малый, округлил сумму в сторону уменьшения умышленно. Завоевать авторитет не жадного, добродетельного человека для него будет намного значимее, чем требовать, ждать и никогда не дождаться получения выигранных денег. Кроме того, ему предстояло служить и служить в полку безо всякой надежды, что до выхода в отставку удастся покинуть опротивевшую даже не провинцию, а самую что ни есть окраину громаднейшей империи. Посему ему предстояло пребывать в полковом обществе ещё чёрт знает сколько времени.  Что там какая-то сотня-другая, когда выигрыш достиг стольких тысяч рублей. В большой игре не до мелочей. Тогда и честь сохранить проще, и истребовать от должника деньги будет легче.

- Да, господин поручик, я действительно испытываю сейчас определённые трудности в наличности по известной вам причине. Но завтра же отпишу и немедля отправлю папеньке письмо с просьбой выслать и погасить образовавшуюся по моей вине столь серьёзную задолженность в деньгах. Я искренне сожалею о случившемся конфузе, однако у меня нет иного выхода, как ждать необходимых денег от родителя. Ну, а если вы по какой-либо причине не намерены помедлить энное время, необходимое для дорожных издержек, то у меня остаётся только один выход… - тихо, почти шёпотом проговорил корнет. – Вы его знаете.

- Корнет, я потому и выразил своё согласие повременить с уплатой, что не желаю подобного окончания этой истории. А по сему при свидетелях прошу вас не делать глупостей, а написать лишь долговое обязательство… - почти как на сцене, громко и взволновано проговорил поручик так, чтобы его услышали все находящиеся в трактире. – Вы согласны со мною?

- Согласен… - едва слышно ответил корнет, а про себя подумал: "Всё равно конец в этой истории будет один…".

Корнет вышел из-за стола и направился было к выходу, но, заметив одиноко сидящего в углу за столом Стройникова, подошёл к нему и совсем по-детски попросил его:

- Господин капитан 2 ранга, можно я недолго посижу рядом с вами?

- Вы кто будете, а то я в кавалерийских чинах не силён? – почти безразлично спросил его Стройников.

- Корнет полтавского уланского полка граф Ильин, – попробовал бодро представиться ему юноша.

- Тогда садитесь, корнет, коль охота есть в том, – несколько оживляясь, произнес Стройников. – А вы не станете возражать, если я вас стану называть просто "граф"?

- Зовите меня теперь, как угодно. Теперь мне всё едино.

- Отчего же такое безучастие к самому себе? – уже с нескрываемым интересом спросил корнета Стройников.

- От того, что я не достоин носить свою фамилию, фамилию моего батюшки и быть при этом ещё и графом, – быстро в ответ на вопрос моряка выпалил корнет.

Стройникову уже стало действительно интересно, так как на периферии не часто встретишь в простом уланском полку сына настоящего графа. Именно не в столичном гвардейском полку, а здесь, в Севастополе начал свою службу молодой граф.

Граф придвинул к себе стул и сел на него. Помолчав, спросил у Стройникова:

- Я уже четвёртую ночь сижу за игрой, однако вас не видел. Вы намеренно не играете или другая есть в том причина?

- Вы четвёртую ночь играете, и позвольте узнать результат вашей игры, – с иронией в голосе ответил Стройников молодому офицеру. Стройникову становилось всё интереснее и интереснее с этим молодым графом. Он начал занимать его.

- А результат известен, я вдрызг проигрался. Остался только мундир - и всё. Деньги, даденые родителями на обзаведение в полку на первое время, я успешно проиграл нашему милому поручику… – почти со слезами едва выговорил корнет.- Проиграл и казённые деньги, которые вёз из Москвы по поручению.

- Как проиграл казённые деньги? – непроизвольно поинтересовался Стройников. – И много?

- Пять с лишним тысяч… Всего. Родительских было две тысячи, остальные казённые…

Стройников лишь тихо свистнул. Такие деньги мало кому из офицеров снились в Севастополе.

Ильин налил себе в бокал вина и сразу его залпом выпил. Отрезал кусок холодной  варёной телятины, откусил и принялся лениво, безучастно жевать. Симпатичное, но отупевшее лицо молодого графа с остекленевшими от бессонных ночей игры в карты и вина, делало его похожим на молодого бычка, приготовленного к отправке на бойню. Какое-то тёмное чувство  тревоги закралось в его молодое сердце, безустанно беспокоит его, твердит что-то, но всё тщетно, не понять тревоги.

С трудом прожевав кусок мяса, корнет налил ещё стакан вина, отпил глоток и вонзился пьяным взглядом в глаза Стройникова. Взгляд корнета был яснее ясного и говорил: "Занять бы у кого…". Стройников не мог похвастать, что умел читать чужие взгляды, но не ошибся в своей догадке. Граф Ильин заговорщицки произнёс:

- Мне необходимо занять денег…  Помогите!

- Если бы даже у меня и были такие деньги, то вряд ли я бы хотел вас ими ссудить. Давать деньги на заведомо известный проигрыш – это не только грех, но и преступление, – начал наставлять молодого графа Стройников. - Но если только вы мне пообещаете больше не играть, то я, пожалуй, попробую что-то предпринять, чтобы выручить вас, дорогой граф. По крайней мере, больше нигде на постоялых дворах, в гостиницах и с незнакомыми вам людьми играть не садитесь. Согласны вы такому  условию?

Однако ответить Ильину помешал пожилой цыган, который подошёл к Стройникову.

- Ваше превосходительство, батюшка родный! Уж сколько вас ждали и не дождались! – весело заглядывая прямо в глаза, заговорил цыган, показывая ровный ряд своих белых зубов. – С весны не видели… Моя Стефания зачахла совсем по вас…

- Ах, господин капитан-голубчик! Золотой! Вот радость ты наша-то! – заговорила  сквозь зубы с задорной улыбкой неведомо откуда появившаяся молодая цыганка в тесном окружении своих подруг.

- Здравствуй, Николай! Здравствуй, Стефания! – радостно поприветсявовал своих старых знакомых Стройников и расцеловал всех молодых цыганок. Мужчины и старые цыганки целовали его в плечо и руку.

Офицеры были искренне рады ожившему из своей хандры герою, тем более, что гульба и карточные игры, дойдя до своего апогея, теперь уже  принялись остывать. Каждый из присутствующих в компании офицеров уж давно стал чувствовать пресыщение: вино потеряло своё возбудительное действие на нервы и только тяготило состояние животов, несносно просясь наружу. Всякий успел выпустить свой заряд ухарства и приглядеться к соседу. Многие песни были пропеты и вообще перемешались в головах, оставляя какое-то шумное и одного звучания пение, отчего все дальнейшие песни начинали сходствовать то с рычанием, то с завыванием голодных тамбовских волков.

- Шампанского! Шампанского герою Анапы и Варны! Любашка! Пой "Дорожку"!

Из толпы цыганского хора вышла высокая, красивая, молодая цыганка. Она улыбалась, слушала гусарского поручика, изредка бросая печальные взгляды на своего мужа, скрипача Николу, стоявшего рядом с ней. Цыгане, разбредшиеся  было по комнате, опять сели кружком.  Стройников, подмигнув Стефании, посадил Любашу себе на колени, велел подать ещё вина.

Стройный, худощавый цыган Илюша с гитарой, в красивой яркой шёлковой красной рубахе и новых штанах, заправленных в лёгкие хромовые сапоги, стал перед запевалой и ударил молодецкой рукой по струнам. Началась пляска под цыганские песни: "Эх, загулял, загулял паренёк…",  "Эй, вы, гусары…", "Слышишь, разумеешь…" в известном только им порядке.

Любаня славно пела. Её глубокий грудной контральто, её улыбка во время пения,  смеющиеся страстные чёрные, как южная ночь, глазки и ножка, отбивающая невольно такт песни, её нечаянное выкрикивание при начале хора – всё это будоражило какую-то звонкую, но редко задеваемую струну. По всему было видно, что она жила в тот момент только в той песне, которую пела. Илюшка спиной, улыбкой, ногами, всем своим существом изображая сочувствие той песне, аккомпанировал ей на гитаре и, впившись в неё глазами, как будто впервые слушал эту песню, в такт песне наклонял и поднимал свою кудрявую голову. Потом он вдруг поднимался и, выпрямившись при звучании последней ноты, словно осознав, наконец, что он сию минуту главнее и выше всех, находившихся в комнате, гордо, решительно вскидывал ногой гитару, перевёртывал её, притоптывал ногой,  встряхивал своей кипой кучерявых волос и, нахмурившись, оглядывал хор. Всё его сильное, стройное, молодое тело от шеи до пят начинало неистово плясать каждой своей жилкой… И два десятка энергичных сильных голосов, из всех своих сил стремясь страннее и необыкновеннее вторить один другому, переливались в воздухе. Старухи подпрыгивали на стульях, помахивали платочками и, оскаливая желтые от непрестанного курения табака зубы, вскрикивали в лад одна громче другой. Басы, склонив головы набок, напружив шеи, гудели, стоя за стульями.

Когда Любашка выводила тонкие нотки, Илюша подносил к ней поближе свою гитару, как бы желая тем самым помочь ей.

Когда заиграли плясовую, дрожа плечами и грудью, прошлась Стефания и, развернувшись перед Стройниковым, пошла дальше. Граф Ильин, забывшись, сбросил мундир и в одной из белоснежного тончайшего полотна рубахе лихо прошёлся со Стешкой, выделывая ногами такие штуки, что сами цыгане одобрительно закивали головами.

Поручик сел по-турецки посреди стола и пытался схватить пляшущую рядом молодую цыганку, но, потеряв равновесие, свалился под стол и докатился почти до Стройникова. Красивый молодой мичман принялся уговаривать Стефанию станцевать с ним вальс. Старый гусар, герой 1812 года, с красным лицом, украшенным глубоким сабельным ударом и пышными усами, сросшимися с его седыми бакенбардами, желая показать всем свою дружбу с настоящим боевым, истинным флотским офицером, встал из своего угла и, раскидывая ногами в разные стороны пустые из-под вина бутылки, подошёл близко, почти вплотную к Стройникову. Вышибив из своего глаза слезу, пробасил:

- Брат, дай я тебя обойму, да расцелую! И зачем ты, голубчик, только не гусарского звания…

Стройникову отчего-то не понравилось такое панибратство и он, пригнув голову великана гусара к себе, сказал ему прямо на ухо такое страшное, грубое ругательство, что бедный герой 1812 года так не смог до конца вечера отойти и понять, как ему принять слова Стройникова: как страшное оскорбление или как весёлую шутку озорного бравого моряка. Только под конец веселья, немного отрезвев, он решил принять её как весёлую морскую шутку. А, приняв слова Стройникова за шутку, он тотчас подошел к цыганке и принялся уверять не столько её, сколько самого себя, что непременно женится на ней после святой вечери.

Стройников обрадовался, когда к его ногам подкатился целый поручик. Он, крепко схватив поручика под мышки, посадил его на стул.

- Вы, кажется, меня не узнаёте, поручик? – спросил Стройников, несколько раз громко щёлкнув по-испански пальцами перед лицом пехотного офицера, желая вернуть его внимание.

- Узнаю, как же не узнать капитана 2 ранга в мундире, хе-хе… - ухмыльнулся поручик, глядя с чувством полного превосходства над всеми, как это умеют лишь только исполины из  уланов.

- Ну, раз вы меня узнаёте, то не угодно ль будет вам сыграть со мною в карты, – громко, чтобы всем было слышно, сказал Стройников.

- Нет, не желаю-с, господин капитан 2 ранга и не буду с вами играть, даже если бы были вы адмиралом… - пьяным голосом отвечал ему поручик.

Около них собрались офицеры и с интересом ждали, чем окончится эта словесная дуэль, так как решительность Стройникова обещала дать возможность перерасти в настоящую дуэль: либо они станут стреляться, либо рубиться.

- А я вам предлагаю всего одну игру на сумму выигранных вами казённых денег у корнета графа Ильина, – спокойно, но вместе с тем более чем упрямо проговорил Стройников. – Всего каких-то пара тысяч, взятых обманом у неопытного юноши.

- Я играл всегда честно. Честно выиграл и на сей раз у графа. Это может подтвердить сам граф. Я правду говорю, господин корнет?

* Продолжение следует