"Потомству в пример". Глава X. Караван покидает Одессу и берёт курс на Новороссийск. Встреча в море с «Ганимедом» и пленёнными «султанами». Спор между старыми комендорами «Соперника». (Продолжение 2)

- Господин капитан, прикажите на кораблях ставить все паруса.

Не прошло и нескольких минут, как над "Соперником", на гроте взвились сигнальные флаги, велящие кораблям ставить все паруса и следовать курсом... за "Соперником".

Казарский приказал вахтенному офицеру ставить  паруса.

- Свистать всех наверх паруса ставить! – жизнерадостно скомандовал офицер звучным весёлым тенорком.

Вахтенный боцман Федотов подбежал к открытому люку жилой палубы, мастерски засвистел в дудку и рявкнул во всю силу своих могучих лёгких голосом, который разнёсся по жилой и верхней палубах:

- Пошёл наверх паруса ставить! Живо, ребята… Бегом!..

И, разумеется, окончил свою команду словами, ничего не имевшими общего с вызовом наверх и постановкой парусов.

Тем временем сигнальщик, как полоумный, вбежал в кают-компанию и затем по офицерским каютам с извещением о вызове всех наверх, и все стремительно полетели на палубу.

Старший офицер брига, как главный распорядитель аврала, поднялся на ют, сменив вахтенного офицера, который по расписанию должен был находиться у своей мачты.

Словно бешенные, бросились со всех ног матросы, бывшие внизу, лишь только раздался крик боцмана. Он только напрасно их поощрял, и более по привычке, чем по необходимости, разными энергичными словечками своей неистощимой, по части ругательств, фантазии.

Не прошло и минуты, как весь экипаж брига, исключая коков и больных, находящихся в лазарете, был наверху, на своих местах.

На палубе воцарилась мёртвая тишина.

- Марсовые к вантам! – раздалась звучная команда старшего офицера.

Несколько десятков марсовых – цвет команды, люди все здоровые, сильные и лихие – стали у вант, верёвочной лестницы, идущей по обе стороны от каждой мачты.

- По марсам и салингам!

С этой командой матросы ринулись по вантам, поднимаясь наверх бегом, словно кошки.

Когда все были на марсах и салингах, замерев в томительной натуге от ожидания должной команды, лейтенант Бельский проревел:

- По реям!..

И все, с ноковыми впереди, разбежались по реям, держась одною рукой за приподнятые рейки, служащие вроде перил и, стоя, перегнувшись на страшной высоте над бездной моря, стали проворно ладить своё матросское дело.

Андрейка, стоявший на юте позади капитана, в первые минуты с чувством страха посматривал на эти слегка покачивающиеся вместе с бригом реи, на которых, словно мураши, чернели перегнувшиеся люди. Ему казалось, что вот-вот кто-нибудь сорвётся с какой-нибудь реи – если с конца, то упадёт в море, а если с середины, то непременно разобьётся насмерть о палубу корабля. Он слышал – бывали такие случаи. И в голове его невольно проносились мысли о той ежеминутной опасности, которой подвергаются матросы. Если теперь, при тихой погоде и незначительной качке ему казалось их положение опасным, то каково оно во время бури, когда реи стремительно качаются, делая страшнейшие размахи? Каково работать там при дьявольском ветре? Каково устоять там?

И он, совсем еще неопытный моряк, преувеличивающий опасность, решил непременно как-нибудь самому сходить на рею и как-то невольно проникся  еще большим уважением к марсовым матросам.

- Молодцами работают, Владимир Нестерович! – с ублаготворенною сдержанностью в голосе промолвил Казарский, ни на миг не спускавший глаз с рей.

- Хороши марсовые! – весело ответил старший офицер лейтенант Бельский, видимо, искренне обрадованный похвалой капитана и тем, что они действительно "молодцами работали". – Чисто черти!

- Готово! - крикнули с марсов.

- Отдавай! С реев долой! Пошёл марса-шкоты!  Фок и грот  садить!..

Топот матросских ног да лёгкий шум верёвок нарушал тишину работ. Изредка, когда боцмана увлекались, с бака долетали энергичные словечки, но они не расточались с особою щедростью, так как всё шло хорошо.

Но вот какая-то снасть "заела" на баке, и кливер  что-то не пожелал подниматься. Прошла минута, долгая минута, показавшаяся Бельскому целой вечностью, во время которой ругань шла с возрастающей силой, crescendo. Владимир Нестерович крепился и только простирал руки на бак. Но, наконец, не выдержал, и сам понёсся туда, разрешив себя от продолжительного желания выругаться.

А лейтенант Казарский, слушая все эти словечки, серьёзный и сдержанный, стоял на своём месте и только морщился.

Всё, слава Богу, было исправлено – кливер с шумом взвился, хлопок - и парус наполнился свежим ветром.

Не прошло и пяти минут с момента вызова всех наверх, как "Соперник" весь покрылся парусами и, словно белоснежная гигантская птица, бесшумно понёсся, слегка накренившись и с тихим гулом рассекая своим форштевнем воду, которая рассыпалась алмазною пылью, разбиваясь о его "скулы".

Аврал был кончен. Подвахтенных просвистали вниз, и вахтенный офицер снова занял своё место на юте.

- К вечеру возьмите у марселя два рифа, - сказал капитан, обращаясь к вахтенному.

- Есть!

- Того и гляди, к ночи засвежеет, Александр Петрович?..

- Не мудрено и засвежеть! – отвечал штурман.

И оба они спустились вниз, где разошлись по своим каютам.

Ночь прошла спокойно. Утро следующего дня началось, по обыкновению, с приборки.

Даже если бы на корабле никто не объявил приборку, то, повинуясь выработанному многими годами флотской службы правилу, матросы начали бы новый день с того, что до умопомрачительной чистоты "навели бы  глянец" на свой корабль от киля до самого клотика. Моряки российского военно-морского флота всегда отличались умением содержать свои корабля в образцовой чистоте, что вынуждены были признавать даже англичане. Ещё каких-нибудь сто с небольшим лет тому назад вряд ли английский адмирал смог бы признать на море русский военный корабль. Однако после того, как молодой, только что созданный Петром Великим военный флот Российской империи разгромил и уничтожил лучшие в мире шведские военные эскадры, англичане, считавшие себя  великой морской нацией, стали избегать прямого столкновения с русскими моряками. Они были вынуждены признать военно-морской флот Российской империи одним из лучших Старого и Нового света. И кто бы ни поднимался на палубу русского военного корабля, его всегда поражала невероятная чистота и порядок на судне, аккуратный, немного щегольский, залихватский внешний вид матросов.

Утренняя приборка шла к завершению. Матросы драили медь и железо, сушили палубы.  Изредка кто-то прибегал на бак выкурить у обреза  с водой матросскую трубку ядрёного ароматного самосада,  накоротке перекинуться словом с другом о корабельных новостях.

Андрейка, помогавший наводить порядок на заведовании Тарасыча, глядя на идущих в кильватере "купцов", не выдержал и с почти детской незамысловатостью адресовался к старому моряку – непререкаемому авторитету молодого матроса:

- Дядя Трофим, а что, "купцы" сами не спроможные из Одессы до Новороссийска дойти без нас? Мы что для них в поводыри приставлены, чтоб не заплутали? Иль то турка так боятся? А как не плутают корабли в море? Ведь ни деревца, ни кустика, ничего ж нет, чтобы справиться, где мы есть. А вдруг заплутались? Как тогда дорогу назад сыскать? И чего мы их оберегаем, чего такое ценностное везут?

- Эх, ты, салажонок!...  "Купцы" ж то цивильными будуть, а шо в своих трюмах везут? Ясный день - порох, свинец, ядра, орудия и другой военный предмет… разумеешь? – добродушно, со знанием дела, по-отечески  растолковывал юнге Тарасыч. – А что то, следственно, означает?

Тарасыч многозначительно посмотрел на Андрейку. Юнга замер от нетерпения услышать ответ и весь превратился в комок устремлённого внимания. Между тем, Тарасыч продолжал:

- Зело мешала Анапа и Суджук-кале, теперча Новороссийском величать, нашим кораблям вольно ходить по морю-океану. Кругом из них турок поганый западню, затаившись, нашим купцам готовил, полон и погибель. И сколько ж нашего брата штацкого сгинуло без ведому в турецкой неволе?..  Не счесть…

Троекратно перекрестившись, Тарасыч повёл далее свой разговор:

- Теперча Анапа и Суджук-кале российскими будуть. Но какой султан захочет отдавать свою выгоду за просто так? Нет, турки за Анапу ешо повоюют, помяни моё слово… И нынче где-то по морю нас шукають… шастают аль притаились, небось купцов предстоят с Одессы с товаром. Так, что, Андрейка, наше дело верное – сопровождать коммерсантов и беречь их от разбойников. Уразумел, салага?

- Да, встретить купцу турка в море означает либо смерть наглую, либо неволю лютую, – вмешался в разговор плотник Захарыч. – Попадёшь в полон, так сперва тебя в чём мать родила для посрамления по Стамбулу в железном ошейнике шо собаку какую лютую, шо быдло диковинное прогонят, осмеют, оплюют и камнями закидают, прославляя своего Аллаха. А опосля прикуют к галерной банке,  и будешь псом гребным служить, цепями греметь: ни поесть, ни умыться. Так пёс хоть бегать вокруг своей будки могёт, а ты и по нужде не сходишь. Смердишь, пока на тебя воду не сольют забортную солоную, чтобы не  так от тебя разило, да раны кровавые от батогов жгли сильнее… И так до остатнего дня, пока Господь не приберёт грешную твою душу, в конец измученную неволей басурманской к себе.

- Откель сие ведомо тебе, Захарыч? – спросил друга комендор.  – Ты ж, слава Богу, в полоне не был и цепи не тягал…

- Я-то уж доподлинно всё знаю – кум на купце ходил, он и сказывал, как их в полон брали,  к вере своей склоняли, значит, султану присягнуть приневоливали…  Повезло ему, шо артель скинулась, да выкупили с неволи.

Захарыч так и не успел закончить свой рассказ, так как его прервал голос вперёдсмотрящего,  разместившегося на марсовой площадке фок-мачты:

- Справа – пятнадцать,  встречным курсом два корабля!!!

Матросы, сгрудившись у правого борта, и офицеры, взобравшись на откидные мостики, стали жадно вглядываться в указанном направлении.

Действительно, вскоре на горизонте показался едва различимый парус. Определить класс корабля, а тем более его принадлежность по флагу не имелось возможности из-за большого расстояния. Однако Казарский приказал играть артиллерийскую тревогу и изготовить корабль к бою, о чём оповестил все корабли охранения флажным сигналом. "Купцы", согласно предписаниям, начали резво перестраиваться,  уходя под защиту кораблей охранения, готовясь, между тем, как и все, к схватке. Не прошло и нескольких минут, как корабли были готовы вступить в бой с супостатом. Все в надсаде  ждали,  когда сократится дистанция между нашими и турками, и завяжется баталия.

Казарский, всматриваясь вдаль в подзорную трубу,  как всегда спокойным голосом проговорил рядом стоящему лейтенанту Бельскому:

- Действительно вижу два корабля: один под парусами, другой – без. Хорошего шторма не было с весны, значит, попал в баталию и потерял мачты и реи, видимо, не способен управляться и его тянет первый. В любом случае идём на сближение. Если турок тянет нашего – бьём турка и вызволяем нашего. А если наш корабль, то ликуем виктории товарища…

Протянув паузу, продолжил:

- Владимир Нестерович, передайте на "Ирину", нет, отставить, на "Елизавету".  "Елизавета" легче, маневреннее и быстроходнее кого-либо из нас. "Елизавете" следовать на сближение с кораблями. В случае обнаружения турецкого корабля – в бой не вступать, оповестить одним орудийным выстрелом обнаружение противника и ждать подхода основных сил отряда. Неприятелю же не давать возможности ретироваться. А ежели  это наши корабли – дать три орудийных выстрела.

Бригантина,  получив приказание, легла на встречный кораблям курс и вскорости превратился в маленький, игрушечного размера кораблик,  едва различимый в морской дали. Все с нетерпением ждали от "Елизаветы" сигнала. Нетерпение росло с каждой минутой и напряжение человеческих нервов, казалось, дошло до крайней грани. Но вот донеслось до слуха эхо дальнего орудийного выстрела….  Все замерли, готовые выполнить любую команду своего капитана. Истекло немногим меньше минуты, и бригантина окуталась пороховым дымом. Опять свежий ветер донёс нашему отряду раскат второго выстрела, а вслед за ним и третьего....  На корабле прозвучало громогласное радостное "Ура!". Все с облегчением вздохнули и принялись обсуждать, что перед ними за корабли, и что с ними произошло, раз второй корабль без ходу.

Не прошло и сорока минут, как ответ на все вопросы отлично был виден уже невооружённым глазом. Моряки  "Соперника"  узнали в приближающемся к ним корабле своего "братишку", как называли промеж себя моряки однотипные корабли своей эскадры. Это бриг "Ганимед" из отряда капитан-лейтенанта Стройникова утомленно всходил на набегающую малахитовую волну, удерживаемый огромным турецким транспортом, который, словно упрямый осёл, упирался, не желая идти, будучи плененным русским кораблём.

- Александр Иванович, да это ж наш "Ганимед"! – радостно воскликнул Бельский.

- Узнаю героя... А приз-то недурственным будет!..  – оживлённо ответил ему Казарский, не отрываясь от зрительной трубы. – Вот только  "султан" какой-то запаршивленный, хотя и здоровенный. Уж больно ему досталось, прямо без меры и зря. Теперь, ежель дотянет до порта, то, скорее, на дрова пойдет, нежели на службу батюшке-царю. Жаль... Приз-то жалкий, нищенский, что подаяние скупого будет. А показался-то издали таки порядочным, жалко, что без мачт… Да-с, до чрезвычайности жаль… Однако поприветствуем победителя и воздадим положенные регламентом ему почести...

"Ганимед" медленно приближался к каравану и вскоре расстояние между ним и отрядом кораблей сократилось менее чем на половину мили.

- Командуйте церемониал, Владимир Нестерович, – радостным тоном произнес Казарский.

- Сигнальщик, - бодрым голосом скомандовал Бельский, - набрать сигнал: "Поздравляю с победой", вахтенный офицер, встречайте бриг.

- По правому борту – стать к борту! – беззаботно скомандовал мичман Панкратов. – Горнист,  играй "Захождение"!

Матросы подошли к борту и замерли, повернувшись лицом к приближающемуся кораблю. Офицеры вскинули ладонь правой руки к козырькам походных фуражек, двуперстно приветствуя своих товарищей.

- Сигнальщик! – срывающимся от волнения голосом прокричал вахтенный офицер. -  Сигнал на место!

* Продолжение следует