"Потомству в пример". Глава VII. Из которой читатель узнаёт о неравном бое отряда малых русских кораблей с превосходящими силами турецкого флота и блестящей победе русских моряков.

Недаром моряки называют его райским плаванием, воспоминание о нём никогда не изгладится из памяти. Это, так сказать, казовая, полная романтики, безмятежности, неги ласкового моря, вечно голубого неба и вечного солнца сторона службы на военных кораблях.

Действительно, со стороны непосвящённому может показаться, что живёшь на идеальной даче: погода прелестная, на высоком голубом небе ни облачка, солнышко высоко над головой и заливает своим ослепительным светом водную ширь темно-синего моря, на которой то и дело блестит тело быстро кувыркающегося и ныряющего дельфина, то и дело зачем-то отрывающегося от своей громадной, идущей правильной колонной стаи, сопровождающей корабль.

Широко раскинулось море, и будто нет ему конца и края. Тихий шелест и плеск забортной воды, шум ветра в снастях кажется тишиной. Воздух чист и прозрачен, только легкая дымка застилает далёкий горизонт. Непорочно и безгрешно вокруг. Над кораблём высоко в небе реет белоснежный альбатрос, который вдруг камнем падает вниз, чтобы полакомиться рыбкой. Благодатный, душистый, ровно дующий пассат умеряет зной летнего дня, и томительной жары не чувствуется. На горизонте ни паруса…

Идёт себе бриг под всеми парусами почти без качки узлов по восьми-девяти в час, и только вода серебристою лентой стелется по бокам и за кормой, оставляя за нею кильватерный след.

Хорошо!..

Но главное – матросам после сытного обеда спокойно и привольно. В море стоят они не через две вахты, как это обыкновенно, когда большая часть команды на берегу на работах или семейные отпущены по домам, а через четыре, по отделениям. Да и работы на вахтах в эту пору года мало, почти никакой. Стоя на вахте нет нужды неизменно пребывать в нервном напряжении,  быть всегда начеку. Над ухом спящей смены ночью не раздастся страшный крик боцмана: "Пошёл наверх!..". Можно спокойно спать и даже выспаться. Одним словом, "не жизнь, а малина", как говорят сами матросы.  

На корабле "адмиральский час" - обязательный сон после плотного обеда. От двенадцати до двух пополудни команда, свободная от вахты, отдыхает, расположившись на верхней палубе. Отдых матросов бережётся свято. В это время нельзя без особой крайности беспокоить людей. Вахтенный офицер отдаёт команды и приказания вполголоса. Даже старый боцман - и тот не ругается…

В половине первого в кают-компании начался обед. Обед, благодаря хозяйственным талантам выбранного содержателя кают-компании лейтенанта Новосильского Фёдора Михайловича и искусству приготовления блюд из не очень-то разнообразного корабельного провианта офицерским коком матросом 1-й статьи Петром Петровым, получился отличным. Все блюда приготовлены из свежих продуктов. Ещё покудова  не вся живность съедена, ещё не наступила очередь солонины и сухарей…

Закончив обед, все офицеры корабля по обыкновению вышли наверх полюбоваться неповторимой красотой  берегов Северного Кавказа, просто подышать свежим воздухом.

На юте Стройников вместе с флаг-офицером уже генерал-адмирала Грейга, отмеченного Государем новыми эполетами за успешное взятие Анапы, лейтенантом Михайловым, в окружении офицеров брига. От адъютанта командующего не скрывается, что Стройников для них не просто командир и старший товарищ, а непререкаемый авторитет. Он спокойно, без нравоучения и хвастовства делится с ними своим боевым опытом:

- Половину из своих прожитых лет, господа, мне довелось воевать на Адриатике, у берегов Румелии и Кавказа, за плечами без малого 20 кампаний. Это я вам говорю не ради бахвальства и хвастовства пехотного подпоручика нумерного полка, расквартированного в глухеньком провинциальном городишке, а дабы поделиться с вами, господа, наблюдениями и пусть покудова маленьким, но всё-таки собственным опытом морских сражений.

Нет ни на море, ни на бранном поле оружия страшнее, чем… страх и паника. Пуля, как учил нас славный Суворов, дура. Брандскугель же, может так статься, что сотворит пожар, а может, и не сотворит. Это смотря куда его пошлёт верный глаз комендора. А вот  страх... страх, забравшись в самые потаённые и дальние уголки души и сердца уж, наверняка, добьет и того, кого пуля минула, и кого снаряд  миловал. Так тут, братец, ты уж не теряйся, а, расположившись,  постарайся и вздуй трепыхающегося в ужасе, окаянного супостата! Нагони жути на него такой, чтоб турок с мозгов свихнулся, и разум враз потерял! Чтобы от страху портки свойские обгадил, а ежели фортуна потрафит, да жив останется, то до последнего часу своего столбенел при оном воспоминании! И Порту Великую вместе с родным  султаном своим лучезарным Селимом Махмудычем выпустил из памяти в один раз, да на веки вечныя! Помоги же магометанкам в том правом Аллах!.. Вот так, господа офицеры!

Как сие сотворить? Это по месту и согласно обстоятельству дела…  А нам из того батального водевилю надобно не только с викторией  выйти живыми, да в полном здравии и плотской целости. Ведь все дорогие сердцу нашему ждут-с… - тут Стройников на какое-то мгновенье, задумавшись, на полуслове замолчал. Но тут же, правда, уже не так запальчиво и возбуждённо, продолжил: - Кого милые маменька с батюшкой, кого обожаемые жёнушка с детишками, а кого просто возлюбленная суженая, все дожидаются… Горячо, надеюсь и верю всем сердцем, что с превеликим нетерпением ждут-с. А по сему, воевать будем со всем искусством победы, так, чтобы огорчать тех, кому сию победу добываем и славу Отечества несём – не сметь! И о страхе перед супостатом более не мыслить! Страх - это срам! Страх – это поражение в сражении! Страх – это позорная смерть для воина! А преодолеть этот страх и одолеть во много раз сильней тебя ворога – это и есть настоящий подвиг!…

- За нами дело не станет, - спокойно, без излишнего пафоса, ответил командиру старший офицер брига лейтенант Скорятин. – Страху нагоним. Уверен, что сумеем, хоть на оба борта всего восемнадцать карронад  с двумя погонными орудиями…  И портки свои не обгадим, сохраним,  будьте уверены, господин капитан!

Скорятин с улыбкой и едва заметной  лёгкой иронией, обращаясь к Стройникову, продолжил:

- А не могли бы вы, Семен Михайлович, на самую малость предметнее изъясниться в кругу не только подчинённых, но преданных друзей своих, если это, конечно же, не военная тайна и не государственный секрет. В какой же это вас обители ждут-с? Потому как во всей севастопольской округе от юнги до Главного Командира Черноморского флота  любому известно, что вам рады  в каждом доме, где есть хоть немного достойная бравого моряка невеста. Что в Севастополе, что в Николаеве… Не удивлюсь, если и самом Стамбуле на его прохладных Сладких Водах, где собираются посудачить на бархатистых зелёных лужайках, пронизанных шумом чистейших ручьёв, гаремные жёны. Какая-нибудь несравненная Эсмэ из султанского гарема всей душой жалеет, что наш старенький кораблик  не по Солёной реке крейсирует туда да обратно, а правит свою нелёгкую службу ратную в недосягаемом её очаровательному взору просторе Чёрного моря. Грезится несчастной затворнице,  что берёт её  под защиту славного Андреевского флага бравый красавец и доблестный капитан флота российского….

- Любезный друг, - с лёгким раздражением в голосе прервал капитан шуточный тон лейтенанта Скорятина, -  надеюсь, в том доме, что мил мне и дорог. 

Но затем, после непродолжительной паузы, как бы пробуждаясь из глубокой задумчивости, с искренней грустью в голосе, Стройников тихо добавил:

- В том, что на Екатерининской…

Лейтенант или не заметил перемены в настроении командира, или просто желая блеснуть своим знанием последних эпиграмм Александра Пушкина, с нарочито подчёркнутым серьёзным видом и старанием юного лицеиста на выпускных экзаменах по словесности перед взыскательными учителями, продекламировал во весь голос:

И  вы  поверить  мне  могли,
Как   семилетняя    Агнесса?
В   каком   романе  вы  нашли,
Чтоб умер от любви повеса?

Все офицеры искренне рассмеялись. Однако Стройников побледнел и голосом, не терпящим даже малейшего возражения, проговорил с плохо скрываемым раздражением, желая тем самым немедленно прекратить этот неприятный ему разговор:

- Ирония ваша, Сергей Иосифович, в данном случае вовсе не уместна. Однако полно, господа! Оставим шутки шутить и вести легкомысленные беседы о делах сердечных  до более удобных для этого времён. Не за сим мы в море вышли…

- Прямо по курсу - корабль!.. Еще один! Еще один! Кажись три... а может четыре! – раздался сверху тревожный голос сигнальщика.

Стройников, подняв к марсовой площадке голову, с раздраженно прокричал:

- Ты там что, ослеп, скотина, иль в глазах двоится?!! Доложи по форме, морда!!!

- Виноват, ваш-бродь! Прямо по курсу три вымпела! – виновато ответствовал сигнальщик и далее, уже совсем стушевавшись, добавил: – Да только не разобрать, ваш-бродь, виноват - один из них фрегат, аль линейным будет. "Султан" велик дюже, ваш-бродь, виноват… Дымка, ваш-бродь…

Стройников вихрем взлетел  на откидную смотровую площадку у борта, неуклюже оттеснив с неё вахтенного офицера, поднес к глазам подзорную трубу и внимательно стал всматриваться в горизонт. Лёгкая дымка, действительно, скрадывала истинное расстояние, мешала не только определить, какие корабли шли навстречу, но и верно сосчитать их количество, несмотря на то, что у Стройникова в руках была отличная подзорная труба.  В одном был уверен капитан, что это неприятель, так как русских кораблей в этом районе моря в настоящее время быть не могло. Ещё раз поднеся окуляр подзорной трубы к глазу, Стройников едва различил косые паруса шебек.  Турки использовали любимые корабли арабских пиратов Средиземного моря и как боевые единицы и как транспортные суда. Такое судно имело вооружение до пятидесяти малых орудий. Оно могло идти под парусами и на вёслах, развивая при этом скорость, которая была недоступна ни одному кораблю другого класса, и представляло серьёзную опасность не только двадцатипушечному бригу, но и кораблю большего ранга – корвету или даже фрегату.

Таких шебек было три, и шли они в сопровождении двух  каких-то больших  судов, скорее всего, линейных кораблей. Подойдя к компасу, Стройников определили курс неприятеля, после чего поднял голову к марсовой площадке и взволновано-язвительным голосом, умело передразнивая голос матроса, "доложил" сигнальщику:

- Прямо по курсу неприятельский отряд из пяти вымпелов!  Два линейных "султана" и три шебеки! Мерзавец!

Шебеки были настолько перегружены, что еле двигались. Стройников закончил подсчёт: "Примерно сто семьдесят восемь турецких пушек супротив тридцати двух русских…".

Осрамлённый сигнальщик, растерявшись от неожиданной "шутки" командира, вжался в мачту, виновато глядя то вниз – на командира, то вдаль – на горизонт. Далее Стройников обратился к офицерам:

- Если верить компасу, то в  Круглую бухту идут, к Анапе. Смею полагать, что транспорт гружен подкреплением. На борту, должно быть, и живая сила, и оружие, и продовольствие. По всему видать, желают Сулейману Анапу вернуть,  осадить наши войска гарнизона Анапы! Приз должен быть весьма цененным. Не зря его охраняют сто семьдесят восемь турецких пушек, а в живой силе перевес и того больше будет! Ну что ж, повоюем, господа! Да поможет нам Бог!

И перекрестившись, продолжил свою молитву:

- Господи, помоги мне, грешному, сотворить гром, да на всю поднебесную!

- Однако смею вам напомнить, господин капитан-лейтенант, - достаточно громко, и с преисполненным чувством собственного достоинства человека, наделённого адмиралом властью не только следить за точным проведением в жизнь всех данных им предписаний и инструкций, но и добиваться всячески их полного исполнения командиром отряда русских кораблей, - что адмирал извещает вас, что вскоре здесь пройдёт турецкий конвой с десантом и оружием для отбития Анапы…

- Точно так, господин адъютант их высокопревосходительства! Знаю и помню, что после освобождения от нас Анапы османы направят свои силы на крепость Суджук-кале, то бишь Новороссийск. А перед нами как раз и есть тот самый конвой! – уверенно продолжил Стройников мысль лейтенанта Михайлова, словно на уроке в навигацкой школе.

Лейтенант Михайлов, задетый за живое таким нежеланием исполнять предписания адмирала, чуть повысив голос, продолжил назидательно-требовательным тоном учителя:

- Господин капитан-лейтенант, считаю своим первейшим долгом напомнить  вам указание их высокопревосходительства генерал-адмирала Грейга, что ежели неприятель супротив нас силён будет числом и количеством орудий и нам с ним не совладать - то в бой с ним не вступать! От баталии отказаться! В том случае нам надлежит разумно уклонится от турка и уходить на Керчь, где уже собрались наши корабли, но их задерживают противные ветры.

* Подолжение следует