"Потомству в пример". Глава XI. В которой читатель узнает о деятельности русской разведки, знакомится с некоторыми из разведчиков-пластунов и отправляется с ними на выполнение важного задания в тыл неприятеля. (Продолжение 3)

Казаки вновь припали к земле, вслушиваясь, но не слышали ровным счетом ничего. Было на удивление спокойно. Есаул тихо рассмеялся. Видимо, турки,  как и они, остановились и, лежа сейчас на земле, так же усердствуют изо всех сил услышать топот казацких коней.

Прошло несколько минут и топот копыт, доносившийся издали, стал удаляться куда-то в сторону, постепенно угасая. Через некоторое время этот тревожный шум разошелся по сухой земле и вскоре совсем утих.  Однако есаул не поспешил пускаться дальше в путь, а продолжал  чего-то напряжённо выжидать. И не понапрасну. Звучание спешного галопа внезапно возобновилось, и оно стало чувствоваться значительно ближе от того места, где укрылись казаки. У Якова предательски заныл шрам от раны и ему почему-то вспомнились слова старика: "Бог тебя не простит!"

Но всё-таки Бог помиловал Якова и они вышли к своим.  Правда, пару раз им довелось прорубаться силой через турецкие заслоны. А при последней схватке какая-то шалая пуля достала-таки злодея, засев у него в ноге. Турок так и проболтался на спине коня, как скрученный куль, надежно привязанный к седлу. Рот у пленного был крепко заткнут кляпом и казаки не сразу догадались о его ранении. Уже потом, только под вечер, выйдя к своим, казаки спохватились и вспомнили о злодее. От большой потери крови он был белее смерти и уже едва подавал знаки жизни. Когда пленного развязали и усадили в седло, тот, не имея более сил держаться в седле, свалился с коня без сознания.

Придя немного в себя, турок безучастно молчал, только его глаза горели лихорадочным жёлтым огнем, словно бы освещая дорожку Смерти к его темному сердцу. Остренькая бородка ещё больше завернулась к верху и стала схожа не то с ястребиным когтем, не то с ятаганом янычара. Она уже не рождала у его пленителей чувства смеха, как это было несколькими днями ранее. Может быть, потому, что опасности, угрожавшие их жизням, пройдены и остались далеко позади. А может быть и оттого, что православному рассудку вовсе не присущи долговременная злоба и ожесточение, стремление к глумлению над повергнутым врагом, так как при виде побежденного противника злость и ненависть в русском сердце уступают место христианскому человеколюбию и милосердию.

Якову Панченко пришлось оставить пленного в лазарете первого же полка, что встретился на их пути. К узкой госпитальной кровати умирающего приставили караул и лично полковой командир, вникнув в суть дела, дал обещание стеречь турка крепко, аки зеницу ока.

На этом месте есаул окончил свой долгий рассказ и, как бы спохватившись, что забыл самое главное, бережно достал из-за пазухи тряпицу. Развернув её, он выложил на стол перед секунд-майором изрядно измятые те самые листики, которые он нашел у злодея. Майор с нескрываемым интересом принялся читать и внимательно рассматривать рисунки на этих маленьких клочках бумаги.

Описание крепостей и чертежи укреплений были сделаны, несомненно, рукой искушенной в военном деле. Турецкий шпион побывал, видно, во всех главных фортификациях близ боевых действий. Не выдержав, Сухоруков достал из среднего ящика своего стола штабную карту. Разложив ее, принялся еще раз считывать записи с доставленных есаулом листков. При этом майор принялся аккуратно наносить карандашом на карту какие-то значки и делать только ему одному понятные пометки, всякий раз при этом громко причмокивая  языком и удрученно вздыхая. Наконец оторвавшись от своего занятия, он подошел к есаулу и крепко обнял его.

- Ты, дружище есаул, и представить себе не можешь, какую ценную услугу ты со своими казачками оказал Отечеству нашему, скольких подданных сохранили царю-батюшке. О геройской службе и верности присяге воинской доложу по команде… самому его сиятельству генерал-фельдмаршалу графу Витгенштейну.

Секунд-майор не обманул есаула и весь казачий отряд спустя несколько дней предстал перед графом в его походной резиденции. Там всех их обласкали и обещали, что, дескать, Россия не забудет их преданности и верной службы. Сулили доложить об их геройских делах самому Государю-Императору. А тем временем всем казакам были пожалованы награды. Кроме того, все они были щедро одарены деньгами. Отчего-то более всех были наделены корчмарь и его сын. Конечно, именно корчмарь прознал и дал знать об измене, содеянной в нашем стане, и должно быть оттого его доля оказалась выше казацкой. Это, по всей вероятности, правильно. Но именно Стефан несколько раз проходил турецкую линию, всякий раз рискуя своей жизнью. Именно он привел их за злодеем и вывел обратно. Он, а не корчмарь ходил под турецкими пулями и все же большая доля была определена начальством старику. Впрочем, справедливость такого решения даже в мыслях никем не ставилась под сомнение. Награды в русском воинстве всегда распределялась по старшинству, и никому из казаков не виделось иной правды и иной справедливости, кроме этой.

Злодею, между тем, становилось всё хуже и хуже. Он медленно угасал и, находясь в беспамятстве, абсолютно не желал противоборствовать своей смерти. Ну, раз так, то и жизнь не хотела более оставаться в его изможденном стане. Турецкий шпион тихо помер, так и оставшись не опрошенным, не проронив ни одного слова и не назвав врагу даже своего имени. Похоронили его вместе с русскими воинами, умершими, как и он, от ранений, полученных в боях с турецкими вояками. Теперь они сообща покоятся в одной общей могиле - Смерть примерила всех…

А пока казаки весело вспоминали в кругу своих друзей все переделки, в которых довелось им  побывать, а Стефан добирался обратно в свое село, на север, к Санкт-Петербургу, скакал курьер в чине майора фельдъегерской почты. В кожаной сумке, с которой он не расставался ни днем, ни ночью, курьер вез рапорт фельдмаршала Витгенштейна на имя Государя-Императора. Там, среди описания баталий и прочих ратных дел, были следующие строки: "Посланная от меня команда казаков для изловления злодея по данному нашим конфидентом донесению, жительствующим в непосредственной близости от Сизополя, и проведавшего там про измену среди наделенных Вашим Величеством государственной и военной властью персон, к оному месту 3 числа ноября месяца сего года  благополучно прибыла. Изловив указанного злодея с бумагами, казаки содеяли наскок на тамошний отряд янычар, в числе наших казаков во многом превосходящий. И так как оное нападение учинено было нежданно, то посему немалое число турок и прочих им сочувствующих обывателей при оказании сопротивления было побито, а другие от страху в реку метнулись, где сами и утопли. Тем самым великая тревога неприятелю была учинена. Все принятые неприятелем ответные деяния по отысканию, задержанию и истреблению наших казаков  оказались  зряшными. А оная партия вкупе со злодеем назад благополучно возвернулась. Однако же, к несказанному нашему горю и с превеликим жалем извещаю, что при пересечении турецкой линии вышеуказанный злодей получил весьма серьезное ранение и от немощи, порожденной крепким кровотечением, преставился в мир иной, унеся с собою тайное имя изменщика до того, как мы смогли оного злодея допросить".

Изменника выявить не получилось и раскрыть его замыслы после такой неудачи с его гонцом стало делом неисполнимым, так как злоумышленник затаился. Но в тайной канцелярии, хорошенько поразмыслив над характером передаваемых сведений, сделали свои заключения, которые для всех, включая офицеров из ставки генерал-фельдмаршала Витгенштейна и штаба Главного Командира Черноморского флота и портов адмирала Грейга оставались совершенно неведомыми или только в части их имеющие касательство. В таком деле спешка недопустима и, чтобы выявить действительного преступника, необходимо выждать время. Ну что ж, спешить не станем, выждем, дорогой читатель, и мы.

* Продолжение следует