"Потомству в пример". Глава V. Осада крепости Анапа и неудачи русских войск при штурме турецкой крепости. Отличие команды и умелые действия капитана брига «Соперник».

Войска светлейшего князя Меньшикова, состоявшие из пяти тысяч десантных войск и подошедшего днём позднее отряда числом из девятисот солдат, блокировавшего крепость с суши, явно уступали по своей численности осаждённому гарнизону Анапы. 

Пользуясь своим численным преимуществом, турки постоянно атаковали, совершали молниеносные кавалерийские вылазки, ураганом сметавшие всё живое на передовых пределах осаждающих крепость русских войск. Редкий день, когда, несмотря на блокаду города черноморской эскадрой со стороны моря, в бухту Круглая прижимаясь почти к самому скалистому берегу, не проникали под покровом южной ночи малые турецкие суда, доставлявшие гарнизону провиант, вооружение, амуницию и прочее военное имущество, так необходимое для успешной обороны. Обнаружить и поймать в ночной тьме эти низкобортные, почти сливающиеся с водной гладью и оттого невидимые ни с берега, ни с моря рыбацкие парусно-гребные судёнышки было делом почти что безнадёжным.

На военном совете, на котором велось обсуждение плана дальнейших действий по скорейшему взятию Анапы, светлейший князь Меньшиков высказывал присутствующим:

- Государь-Император с превеликим нетерпением ожидает сообщения о взятии Анапы, но мы по-прежнему не приблизились ни на шаг к овладению оной. Мы даже не смогли взять эту фортецию в кольцо надёжной блокады как  с суши, так и со стороны моря. Однако мысль, что только полная блокада крепости может привести нас к желаемому успеху, ясна даже недорослю, – надсадным голосом высказывал командующий своё мнение начальникам отрядов кораблей эскадры вице-адмирала Грейга и сухопутных войск. – Более того, неприятель, испытывая своё преимущество в войсках и лицезря на дохлую действенность пальбы с наших кораблей и фрегатов по причине очевидной неисполнимости всех их устремлений  войти в мелководную бухту на прямой орудийный выстрел, чует себя весьма безвозбранно  от нашей угрозы со стороны моря. От того османы и позволили себе снять орудия с восточных фортов, защищающих цитадель с морских румбов и определить их супротив совершенно малочисленных отрядов сухопутных войск, осаждающих крепость с суходолу, что сделало турецкую артиллерию на этом направлении и без того во много крат сильнее, чем у нас. Окромя этого зла, мы продолжаем иметь второе. Прижимаясь к берегу, злодеи посредством рыбацких судов под покровом кромешной ночной тьмы продолжают располагать возможностью сношения с метрополией. Они получают извне добавочные припасы к своим магазинам, инструкции и прочие циркуляры относительно благополучной защиты цитадели. И это при наличии почти тысячи стволов корабельной артиллерии…

Великодержавный наш Государь Николай I повелел мне – главе Морского министерства лично произвести необходимые мероприятия и возглавить штурм Анапы. А по сему, содеем расстановку имеемых у нас сил по уму, с наибольшей полезностью для дела.

Родной внук друга и сподвижника Петра Великого Алексашки Меньшикова, светлейший князь Александр Сергеевич Меньшиков смолоду слыл  не столько остроумнейшим, сколько язвительным и желчным человеком. На его язык равно остерегались попасть и именитые вельможи, и родовитые барышни  с княжескими титулами, имевших весьма влиятельных мужей на государственной службе и в петербургском обществе. В высшем свете ходило немало острот и каламбуров, сочиненных Меньшиковым. Но, кроме веселого и находчивого ума, князь был одарен от рождения талантом способнейшего дипломата и политика, слыл образованнейшим человекам своего времени.

Свою государственную службу он начинал как дипломат в штатских должностях министерства иностранных дел, откуда на военную службу, в гвардию, он определился с началом первой войны с Наполеоном. В конце царствования Александра вознамерился поднять голос супротив всемогущего тогда Аракчеева и в результате был вынужден выйти в отставку, поселившись в одном из самых дальних своих имений. Находясь в добровольной ссылке  в отдалении от света, он почему-то надумал изучать военно-морское дело, пользуясь своей богатейшей библиотекой -  лучшей библиотекой из частных собраний тогдашней России.

Между тем, с пришествием на российский престол Николая I, Меньшиков прекращает свою ссылку и вновь поступает на государственную службу и опять-таки как дипломат. Николай посылает его с дипломатической миссией в Персию. Могло показаться, что Меньшикову стоило забыть о карьере военного моряка, но по возвращении из плена именно князю Меньшикову было поручено Государём преобразовать Морское министерство. Однако во главе Морского министерства мог стоять только адмирал и светлейший князь Меньшиков был переаттестован самим Императором в контр-адмиралы. После переаттестации и назначения главой Морского министерства, на удивление многих адмиралов ожидавших приволья в службе под началом молодого совсем, как им казалось, Морского министра князя Меньшикова, в их тихой заводи повеяли новые свежие ветры перемен.

Все, кто так осмелились считать, вскоре смогли осознать ошибочность и порочность подобного мнения, ибо всё, что принимался делать светлейший, было глубоко продуманным, всесторонне взвешенным и выверенным, как со стороны военачальника, так и со стороны российской дипломатии. В те достопамятные времена военачальнику часто приходилось быть и полководцем, и дипломатом в одночасье.  А Александр Сергеевич Меньшиков обладал талантом и военачальника, и дипломата. Помимо всего прочего, его прочное место при царе и доброе к нему отношение Государя не допускало и мысли о стремлениях со стороны обиженного строгостью молодого министра старого обленившегося адмиралитета на попытку начала даже самой незначительной интриги против светлейшего князя.

Меньшиков, тщательно изучив реляции офицеров тайной канцелярии и пользуясь благосклонностью царя, добился увеличения численности своего десантного корпуса, который теперь по численности больше подходил к отдельной армии, чем к корпусу. Кроме того, светлейший получил в придачу к своему десанту ещё отряд полковника Перовского В.А. числом в девятьсот стрелков. Вместе с тем, он отослал командующему Черноморским флотом приказ не мешкая выслать эскадру к Константинопольскому проливу для предупреждения ввода турками новых кораблей в Чёрное море,  вторую эскадру – приготовить к доставке десанта для блокирования Анапы с моря. Остальным силам флота вменялось обеспечить надёжную защиту наших приморских городов Николаева, Одессы, Севастополя, Очакова и Херсона. И только после этого он отправился к Анапе.

В настоящий момент под этой турецкой крепостью сосредоточились далеко не главные силы русской армии на кавказском побережье Чёрного моря. И, пока неисчислимая турецкая армия, рассеянная по всему Кавказу, не успела собраться в единый мощный кулак, чтобы обрушиться на русские войска, князю необходимо было торопиться с взятием Анапы. В настоящий момент время покамест играло против него.

Вместе с тем, теперь в князе Меньшикове начинали обнаруживаться черты его родного деда Александра Даниловича – сподвижника и соратника Петра Великого. Если светлейший сумеет заставить двигаться тяжелый, инертный многоступенчатый механизм русской армии в нужном направлении и с нужной скоростью, то судьба Анапы будет однозначно и окончательно решена в пользу российской короны. Но, будучи  главою Морского министерства, он не мог теперь поступить иначе, как сделать всё, чтобы явить государю если не полную победу его флота в штурме, то, по крайней мере, его решающее значение во взятии Анапы.

Получив сие повеление светлейшего князя  Александра Сергеевича Меньшикова, адмирал Грейг вместе эскадрой кораблей из числа 1-го флотского Черноморского экипажа флота под командованием контр-адмирала Сальти прибывает под Анапу.  Вторую эскадру под командованием контр-адмирала Мессера направляет к Константиновскому проливу.

Меньшиков, отправляясь на войну под Анапу, надеялся встретить жару и изнуряющий солнцепёк, о котором рассказывали все, кто хоть раз бывал летом в Крыму или на кавказском побережье. А уж он-то превосходно знал эти края не понаслышке. Ему не раз доводилось бывать на юге России по различным причинам - как и государственным, так и сугубо личным. Однако на сей раз юг встретил высокопоставленного вельможу не теплом, а не свойственными этому краю и времени года проливными дождями и прохладой.

Меньшиков прибыл к Анапе двумя днями раньше "Соперника" и расположился в лагере на берегу. Ожидали, что он предпочтёт спокойный, богато обставленный тихий флагманский салон линейного 110-пушечного корабля, стоявшего на якоре на безопасном от неприятеля расстоянии. Тем не менее, князь предпочёл простую походную кровать солдата и погано обустроенный быт с постоянной угрозой быть если не убитым в одном из отчаянных нападений осаждённых на лагерь русских  войск полковника Перовского, то зараженным чумой, холерой, тифом или какой-нибудь иной заразой. К его приезду эпидемия чумы начала обретать угрожающие размеры и свирепая болезнь уже свободно гуляла по всему лагерю. Каждый день  умирали русские солдаты и офицеры от этой не знающей пощады хвори. Умерших сносили за лагерь к огромным глубоким, обильно засыпанным известью ямам, укладывая всех вместе: и офицеров, и нижних чинов. Далее опять глубокую  домовину посыпали толстым слоем извести, только лишь после чего засыпали трупы землёй.

Вот когда поразмыслишь и воистину уверуешь, что перед Смертью, когда она, костлявая, выходит на свой уродливый и жуткий промысел, все равны… А Смерть продолжала  косить русское воинство, не делая различий ни в сословиях, ни в званиях, ни в заслугах, глумясь над жалкими потугами военных лекарей и фельдшеров, ограниченных в своей лекарской практике отсутствием необходимых лекарств для спасения умирающих. Оттого по всему лагерю чадили и окуривались можжевельником. Других средств борьбы с чумой русская военная медицина под Анапой не имела…

Как черт из коробочки, вспыхнувшая эпидемия чумы была третьей, может быть, что теперь и главной причиной в жажде Меньшикова овладеть крепостью как можно скорее. Затянуть с взятием крепости однозначно означало погибнуть либо от турецкой картечи или ятагана, либо лечь в землю от проклятой чумы. Вот с такой реальностью встретился князь Александр Меньшиков, прибыв под осаждаемую Анапу.

Не обращая никакого внимания на эпидемию, Меньшиков собрал свой штаб, пехотных и кавалерийских начальников а также командование морскими силами: командующего Черноморским флотом вице-адмирала Грейга и контр-адмиралов Кумани, Стожевского, Беллинсгаузена и командиров линейных кораблей. На совете светлейший князь Александр Сергеевич  чётко, без каких-либо оговорок и отступлений,  поставил задачи и расписал все действия во время подготовки и проведения генерального штурма Анапы. По задумке Меньшикова, команды кораблей также должны были принять участие в подготовке и штурме фортеции. На всё князь отвёл семь дней.

Сразу по прибытию "Соперника" в бухту Круглая флагман определил ему место для якорной  стоянки. Стремительная уборка парусов и залихватская постановка на якорь "Соперника" заставила многих старых и опытных капитанов других кораблей по достоинству оценить морскую выучку команды брига. Адмирал Грейг не без удовольствия наблюдал в зрительную трубу с юта флагмана за лихими и уверенными действиями матросов. Он, как никто другой, знал сущую цену усилиям капитана брига и для себя высоко оценил радение Казарского в подготовке команды. Ни к кому, не адресуясь, тихо, словно бы изрекая самому себе, произнёс:

- Молодец...  лихо... ай, да хват…

Командующий Черноморским флотом, не оборачиваясь, прекрасно зная, что за его спиной стоят и его адъютант, и вахтенный офицер в ожидании распоряжений и приказов, скомандовал вахтенному офицеру:

- Передать на "Соперник": "Действиями команды - доволен! Начать разгрузку и доставку пехоты и вооружения  на берег! Капитану бомбардирского судна прибыть на флагман!".

Набранные флаги сигнала быстро поползли вверх. Вскоре, не доходя до нока,  раскрывшиеся флажки, трепеща, запестрели на фоне чисто-голубого неба, извещая капитана брига об адмиральской воле. Через минуту-другую и на бриге взвился ответный флажок – "Сигнал принят!". Действия сигнальной вахты на "Сопернике", то, как быстро был принят и прочитан сигнал, также вызвало удовольствие  адмирала, выразившееся в едва зримой лёгкой улыбке на его обычно бесстрастном лице потомка известного шотландского рода. Не спеша, держась скорее для виду за блестящий от толстого слоя лака поручень, он спустился по трапу на шкафут и направился в адмиральский салон.

Получив приказ адмирала Грейга явиться к нему на флагман, лейтенант Казарский распорядился запросить помощь в плавсредствах для скорейшей доставки людей и грузов на берег. Вскоре пришли баркасы со "Штандарта", "Меркурия" и "Луча". Они приняли с брига часть команды солдат, груза и пошли с ними к берегу, где их уже ждал отряд прикрытия, показывая место высадки дымовым сигналом.

Майор Шафранский не спешил садиться в баркас. Он не скрывал перед Казарским своей боязни по штормовому концу  спускаться в мотающийся из стороны в сторону баркас, который не хотел ни минуты постоять спокойно и подождать, когда гордый шляхтич спустится вниз и сядет в него. Ужас был запечатлён на его бледном лице, когда пан майор смотрел вниз на болтающийся на волне баркас. Там два матроса с огромным трудом удерживали на месте, на некотором расстоянии от борта корабля шлюпку, не давая ей удариться о борт корабля. Зацепившись длинными баграми за специальные скобы, прикреплённые к борту брига, матросы, так мерещилось пану Шафранскому,  выступали какими-то сказочными охотниками-исполинами, вступившими в смертельную схватку с огромным диким изувером из морской пучины. Они оседлали невидимую спину этого свирепого чудовища и теперь неслись непонятно зачем в своём бешенном, исступлённом галопе куда-то в неизвестность. То ли чтобы избежать смерти, то ли, наоборот, найти свою смерть в тёмной бездонной хляби. И в эту жуткую схватку с лютым безжалостным чудищем, представшим прямо из бездны ада, он, добрый католик, должен был прыгнуть сам, по собственной воле! Зрачки майора расширились, испуганные глаза уже ничего не видели, кроме этой неистовой пляски. А баркас всё продолжал выплясывать свой танец буйного необъезженного жеребца, рождённого на воле необъятной дикой степи, то, внезапно подпрыгивая вверх, то, замерев на какую-то долю секунды только с тем, чтобы опять стремительно провалиться вниз. Ужас сковал волю майора. Он был уже не в силах не то что двигаться, что-либо говорить, но и несложно думать.

Казарскому майор не просто набил оскомину своими пошлыми постоянными шутками по адресу флотской службы и  непристойными повествованиями о своих амурных похождениях, которых он ничуть не стыдился, объясняя это своим правом старшего по возрасту, по чину и  почти земляка. Казарскому этот герой и неотразимый любовник надоел до такой степени, что концу перехода он был готов просто выбросить пана Шафранского за борт, как выбрасывают матросы различный мусор и никчемный хлам. Однако сейчас, ненавидя и презирая его, как человека, Казарскому было стыдно за честь мундира российского офицера. При других обстоятельствах он бы либо заставил Шафранского извиниться за свою бестактность, давно перешедшую границы непристойности и замолчать, либо вызвал бы его на дуэль. Но это при других обстоятельствах, а сейчас лейтенант Казарский должен был спасать честь этого офицера, честь этого дворянина и не дать ему в своей трусости обесславить в глазах нижних чинов, которых ему предстояло ещё увлечь за собой в смертельный штурм на стены крепости, честь всего офицерского корпуса России.  Он приказал мичману Селиверстову отвести майора к нему в каюту и, когда вся команда будет свезена на берег, с последней ходкой шлюпки, спустить его в специальной люльке в баркас и доставить на берег.

После этого он подозвал к себе старшего офицера и, отдав ему распоряжения по проведению корабельных работ, на капитанской гичке отправился на флагман к командующему. До флагмана было не больше пяти кабельтовых, и скоро лейтенант Казарский поднялся на борт 120-типушечного корабля "Париж". Его встретил вахтенный офицер, который провёл его в адмиральский салон и доложил Грейгу о прибытии капитана брига "Соперник".

Адмирал Грейг встретил Казарского в белоснежной рубахе из тончайшего батиста, сидя в большом удобном кресле в просторной каюте у распахнутого настежь окна. Он  смотрел на мощные береговые укрепления крепости Анапа. Снятый форменный китель был небрежно наброшен на спинку одного из стульев, стоящих у письменного стола. Лёгкий свежий ветер ласково обдавал лицо адмирала наступающей вечерней прохладой, наполняя каюту запахом морских водорослей и йода. На рабочем столе лежала развёрнутая морская карта района и крепости Анапа, на которой стоял в серебряном подстаканнике стакан из тончайшего итальянского стекла с золотым ободком. К чаю адмирал не прикасался и он уже давно остыл.

Все раздумья Грейга были связаны только с одним, только с Анапой. Вот уже почти месяц турецкая крепость осаждена русскими войсками с суши и надёжно заперта кораблями Черноморского флота России с моря от возможной помощи турок. Было предпринято три попытки штурма крепости с суши, однако все они не увенчались успехом. Контрвылазки турецкого гарнизона приносили всё новые и новые потери русским войскам. В лагере осаждающих свирепствовала чума. Настроение и моральный дух войск падал с каждым днём. Армада кораблей русского флота вынуждена была бездействовать, не имея решительно никакой возможности оказать действенную помощь пехотным частям. Из-за мелководья бухты крупнотоннажные военные корабли не могли зайти в глубь и обрушить всю мощь своей артиллерии на крепостные укрепления Анапы. Поэтому все корабли, кроме кораблей разведки и дозора, бросили свои якоря на внешнем рейде, у входа в бухту, надёжно перекрыв доступ к крепости с моря.

Не поднимаясь с кресла, Грейг, не слушая доклада, внимательно осмотрел Казарского и усталым голосом сказал:

- Рад, что прибыли без приключений и доставили подмогу вполне своевременно. Доволен вашим кораблём и выучкой матросов. Молодцом, что славно выучили их, и работают они на реях, аки черти.  Ещё раз молодец, господин лейтенант!

Казарский стоял весь в напряжении,  не произнося ни одного звука. Высокий, расшитый золотом воротник парадного форменного сюртука сдавил шею лейтенанта и не давал свободно дышать. Он стоял и слушал адмирала.

Грейгу уже давно импонировал этот энергичный и дельный офицер, в котором отчётливо вырисовывалось его блистательное будущее. В том, что у лейтенанта Казарского будет блестящая карьера, адмирал уже не сомневался, он верил своему чутью и опыту. Ему вдруг захотелось, чтобы лейтенант сбросил с себя весь официоз служебных отношений и по-простому, без каких-либо обиняков,  рассказал ему свои мысли относительно увиденного здесь. Внутренний голос настойчиво вещал адмиралу, что этот лейтенант со своим стареньким кораблем, но свежими мыслями, сможет перевернуть с ног на голову все течение осады крепости.

Грейг поднял на лейтенанта утомлённый взгляд глаз стального цвета и с несвойственной ему теплотой в голосе попросил:

- Казарский, хорошо, что вы всегда помните о своём чине и звании. Это делает вам честь, но сейчас, пожалуйста, поймите, что хоть вы прибыли по приказанию адмирала, но сейчас передо мной тянуться нужды нет. Вы не на смотре в строю. Чувствуйте себя как дома, непринуждённо, и будьте свободны.  Сейчас чайку по стаканчику свежего откушаем, да поговорим о наших делах насущных. Уверен, что есть о чём.

Адмирал взял со стола маленький колокольчик и коротко зазвонил. Вошёл вестовой, одетый в чистейшее, умопомрачительной белизны рабочее платье:

- Вот что, братец, принеси-ка свеженького и горячего чайку… Да покрепче завари и не стыдись адмиралу поболее заварочки, поболее…

Вестовой забрал остывший чай и тихо скрылся, точно див из восточной сказки. Казарский продолжал стоять, не двигаясь.

- Очнитесь, лейтенант, вернитесь в сознание. Берите пример с меня, я перед вами почти по-домашнему, в одной рубахе. Присаживайтесь…

Казарский такого неуставного, почти домашнего отношения со стороны командующего не ожидал. Он не растерялся, а просто не знал, как себя вести в данной ситуации. Присев на край стула, стоявшего у стола как раз напротив Грейга, принялся ждать, что будет дальше.

- Расстегните ворот, в такой жаре и задохнуться не долго. Единственное спасение в таком пекле, так это горячий чай: выпьешь стаканчик, сам разгорячишься, потом блаженственная прохлада супротив этой преисподней.

В это время в дверь каюты постучался и вошёл вестовой. У него в руках на подносе стояли два стакана в красивых серебряных подстаканниках, украшенных двуглавыми орлами с завитками сложного узора,  крепкого, тёмно-коричневого, почти чёрного ароматного чая и небольшая красивая вазочка с печеньем. В креманке было любимое адмиралом вишнёвое варенье, которое всегда закладывала Грейгу "на дорожку" его любящая жена.

- Вот и чудесно, голубчик, - просто сказал вестовому адмирал. – Подай-ка свету, а то уже темнеть начинает.

Вестовой зажёг свечи по всей каюте и тихо удалился. Каюта озарилась приятным мягким светом. Казарский несколько успокоился. На какое-то мгновение он прикрыл глаза и даже немного расслабился, почувствовав себя почти в домашней обстановке. Ему даже послышались голоса Веры Павловны и Надюши, которые звали его к чаю. Но тут он поймал себя на мысли, что почему-то именно сейчас впервые за всё время после  незабываемой встречи с Анной Гердт и Стройниковым у Графской пристани в Севастополе, вспомнил о ней. Ему показалось, что в эту минуту Анна Сергеевна сидит в столовой своего гостеприимного дома на Екатерининской за обеденным столом. На столе, застланном белоснежной свежей скатертью, стоит большой, горящий чистотой самовар, по форме напоминающий вазу. Гердт пьёт чай с таким же вишнёвым вареньем и думает…

* Продолжение следует